МОРСКОЙ ПОХОД ПОДВОДНИКА СИТСКОГО
Поэт – певец русской глубинки Алексей Алексеевич Ситский хорошо известен в Рыбинском районе. Его не стало в ноябре прошлого года. Уроженец и Почетный гражданин Брейтовского края был частым гостем культурных мероприятий, поэтических встреч на рыбинской земле. Здесь у него было много друзей – поэтов, журналистов, общественных деятелей.
Он родился 6 июня 1942 года в деревне Старое Мерзлеево. Рано осиротел. Закончил Покрово-Ситскую школу, потом – речное училище в Рыбинске. В 1961 году был призван в Военно-Морской флот, в котором прослужил четыре года. Его трудовая биография – это капитан катера, учитель русского языка и литературы, корреспондент газеты, электрик.
Больших высот Алексей Ситский достиг в поэзии. Основные темы его творчества – природная красота родного края, деревенская жизнь, дела и заботы простого человека, морские дали. Публиковался во многих изданиях, вышло шесть сборников стихов поэта, в которых печаталась и его проза.
Но мало кто знает о его участии в секретном походе советских подводных лодок к берегам Кубы во время Карибского кризиса 1962 года. Гриф секретности с этой истории снят совсем недавно. Алексей Алексеевич не любил об этом рассказывать, вероятно, потому, что советские моряки-подводники дали тогда подписку о неразглашении военной тайны, связанной с автономным плаванием.
Это была одна из самых опасных схваток советского и американского флотов за все десятилетия холодной войны. В ответ на морскую блокаду США революционной Кубы осенью 1962 года Никита Хрущев принял решение бросить в Карибское море подводные лодки. В случае эскалации конфликта они должны были нанести по американским кораблям удар из-под воды. Генсек и министр обороны были уверены, что к Кубе пошли атомные подводные крейсера. Но они только-только, проходя через испытания, вводились в строй, и выбор главкома ВМФ пал на 69-ю бригаду дизельных подводных лодок Северного Флота, дислоцировавшуюся в Полярном. А конкретно – на четыре большие торпедные субмарины 641-го проекта Б-4, Б-36, Б-59 и Б-130. На Б-4 служил радиометристом Алексей Ситский.
Вообще-то направление к Кубе субмарин 641-го проекта было самой настоящей авантюрой, вызванной обстоятельствами почти военного времени: ведь «букашки», как называли моряки эти лодки по литере «Буки», строились для эксплуатации в Арктике, а не в жарких тропических морях.
Однако сборы были недолги и особо секретны. Никто в экипажах, включая командиров подлодок, не знал конечной точки маршрута. Четыре пакета с боевым распоряжением на поход с грифом «Совершенно секретно» должны были вскрываться только с выходом в море, экипажам объявлять – куда и зачем идут – только в океане. А задача была поставлена – совершить скрытный переход через Атлантику и обосноваться у берегов Кубы. В случае перехвата американцами идущих туда надводных советских судов с оружием североморцы наносили по кораблям противника удар из-под воды. Напрягало нервы то, что впервые подводники взяли на борт в дальний поход торпеды с ядерными зарядами – по одной на лодку. От коммунистов потребовали сдать в политотдел партбилеты.
За островом Кильдин подводные лодки погрузились и двинулись на запад походным строем. И пошли корабельные лаги отсчитывать мили и моря – Баренцево, Норвежское, Исландское, Северная Атлантика, Саргассово… Путь к берегам Кубы был усеян противолодочными рубежами НАТО.
Главный штаб ВМФ задал практически нереальную скорость для скрытного подводного перехода – 9 узлов. Чтобы выдерживать контрольные сроки, приходилось всплывать по ночам и наверстывать упущенное под дизелями. Но тут затяжной шторм уродовал подлодки. Волны обрушивались на них с такой силой, что сдирали стальные листы легкого корпуса. Швыряло так, что спящих выбрасывало из коек, ломало ребра вахтенным офицерам в ходовой рубке, а сигнальщикам выбивало биноклями зубы. Но шли по плану, в положенные сроки, минуя контрольные точки маршрута.
Когда повернули на Багамы, резко потеплело. Температура забортной воды поднялась до 27 градусов. Началось новое испытание – жарой, духотой, пеклом. Как рассказывал Алексей Ситский, температура в отсеках подводной лодки достигала 50 и более градусов. Даже глубина не охлаждала перегретые корпуса кораблей. Отсеки превратились в автоклавы, в которых плавились пайковый шоколад и пластилиновые печати. Механизмы исходили маслом, люди – потом, сосновые переборки в жилых отсеках – смолой. Сущий ад был в электромоторном и дизельном отсеках.
Но и в таких жутких условиях советские моряки настойчиво шли через противолодочные рубежи – мощную разветвленную систему указания цели. Наши подводники оказались в положении разведчиков, которые надеялись укрыться в лесу, где под каждым кустом торчал микрофон, а из каждого дупла выглядывала видеокамера. Стоило на минуту поднять перископ, как радиометрист тут же докладывал о работе американских радаров. Лодке приходилось быстро нырять, и уже гидроакустик тревожным голосом сообщал о шуме винтов приближающихся фрегатов. Подводники уклонялись от них. При повторной попытке глотнуть воздуха подвсплытие заканчивалось очередным пируэтом вниз. За лодками охотились многие десятки кораблей.
За бортом уже рвались глубинные бомбы. Громыхнуло слева, громыхнуло справа… Рвануло так, что погасли плафоны в отсеке, и включилось тусклое аварийное освещение.
— Центральный! Взрыв на носовой надстройке! – прокричал корабельный динамик голосом командира первого отсека.
— Осмотреться в отсеках! – это было все, что мог ответить первому командир. И тут его осенило: это не бомбежка, это американцы швыряют в воду сигнальные гранаты; три взрыва по международному коду – приказ немедленно всплыть. Но лодка стремительно погружалась.
— Центральный! Шестой отсек топит! – вскрикнул динамик межотсечной связи и нехорошо замолчал. В шестом – гребные электромоторы, там ходовые станции под напряжением. Туда соленой воды плеснуть – все равно, что бензином тлеющие угли окатить. Вот только пожара до полной беды не хватало. Но течь удалось ликвидировать.
А корпус лодки звенел, будто по нему хлестали бичами. Эсминцы, нащупав ультразвуковыми лучами гидролокаторов субмарину, взяли ее в плотную «коробочку». Командир на жалких остатках энергозапаса дергался вправо, влево, менял глубины, но скорость лодки упала до полутора узлов. Батарея разрядилась, как доложил механик, почти до воды. Если замрет самый слабосильный мотор экономхода, лодку не удержать на глубине – начнет тонуть. Всплывать?
Командир оглядел мокрые, изможденные, заросшие щетиной лица подводников. Четвертые сутки они дышали не воздухом – чудовищным аэрозолем из паров соляры, серной кислоты, гидрожидкости, сурьмянистого водорода и прочих газов. Но запас прочности лодки иссяк раньше, чем человеческие силы.
Охота на русских стальных акул продолжалась больше месяца. Три из них вынуждены были всплыть. Первой это сделала Б-130 – на ней вышли из строя все три дизеля. Однако, отремонтировав один из них, подлодка своим ходом исчезла из поля зрения вражеских кораблей.
Через несколько суток ее участь разделили Б-36 и Б-59. После многосуточного поединка с кораблями противника, разрядив «до воды» аккумуляторную батарею, они всплыли. Но затем, произведя на глазах американцев зарядку и кое-какой мелкий ремонт, «сыграли» быстрое погружение и, проявив подводницкую хитрость, оторвались от противника. Б-59, уйдя на глубину в четверть километра, выстрелила из кормовых торпедных аппаратов имитаторы шума гребных винтов. Пока американские акустики гадали, где истинная цель, а где ложная, лодка еще раз изменила курс и глубину и навсегда исчезла для противника.
Только одна лодка из всего отряда – Б-4, та самая, на которой нес службу радиометриста Алексей Ситский, ни разу не показала свою рубку американцам. Конечно, ей тоже порядком досталось: ее загоняли под воду на ночных зарядках батареи самолеты, по ее бортам хлестали взрывы глубинных гранат, она металась, как зафлаженный волк, между гидроакустическими буями.
Алексей Ситский рассказывал, как взрывом глубинной гранаты выбило сальник в боевой рубке. Ударила мощная струя забортной воды. Прочную рубку перекрыли нижним люком и дали туда для противодавления сжатый воздух. Устранять неисправность вызвался мичман. В рубке стояла такая же отрава, как и во всей лодочной атмосфере. Но токсичность вредных газов под давлением резко возрастает. Из рубки мичмана, выполнившего задание на пределе человеческих возможностей, извлекли в полуобморочном состоянии. В награду вручили банку консервированного компота.
В Полярный подводники вернулись перед самым Новым годом. Со щитом. Вернулись все – без единого трупа на борту, целые и невредимые.
Но встретили отважную четверку хмуро. Ее уже ожидала московская комиссия из Главного штаба, у которой была одна задача: назначить виновных «за потерю скрытности» и за то, что к берегу Кубы лодки так и не пришвартовались.
Никто из этой комиссии не хотел брать в толк ни обстоятельства похода, ни промахи штабистов, ни реальное соотношение сил – четыре «букашки» предстали практически перед всем расположенным в этом регионе флотом США. Лишь профессионалы понимали, какую беспрецедентную задачу выполнили экипажи четырех лодок.
«Живыми не ждали», — откровенно признавались они. Понимал все это и командующий Северным Флотом Владимир Касатонов, который не отдал на заклание своих подводников. Более того, подписал наградные листы на всех отличившихся. Правда, эти представления к награждению в Москве положили под сукно…
А затем почти на 40 лет был предан забвению этот славный поход дизельных подводных лодок из Полярного. Бесценный боевой опыт североморцев засекретили и хранили за семью печатями. И лишь на рубеже веков на Северном Флоте нашлись люди, которые публично поведали о подвиге своих товарищей по оружию. Правда, в живых их уже осталось совсем немного.
В 2022 году карибскому кризису исполнилось 60 лет.
Николай МУРАШОВ,
подводник-североморец в 1974 – 1977 годах
При подготовке материала использованы очерки писателя-мариниста Николая Черкашина
